Михаил Порфирьевич.

К людям, подобным Михаилу Порфирьевичу, у меня очень сложное отношение. Умные, эрудированные, высококультурные, интеллигентные люди. Кладезь знаний, исторической памяти и культурных традиций. Я не могу не уважать таких людей.

Но всё это исчезает вмиг, как только они узнают, каких взглядов я придерживаюсь. Сразу – злой блеск в глазах, потом – либо поток брани и угроз, либо полный бойкот в общении. Если я им начинаю излагать свои взгляды, их начинает трясти. А если они начинают говорить, что они думают о Ленине, коммунизме, марксизме, большевиках, Советском Союзе, трясти начинает меня.

Был у нас один сотрудник, Игорь. Мне он казался одним из лучших представителей новой формации советской научной молодёжи 80-х годов. Умница, культурный, эрудированный, рассудительный, много думающий, при этом – спортсмен-каратэист. Из семьи потомственных интеллигентов.

И вот я разговорился с ним несколько лет спустя, уже в 1991-ом году. Я ему сказал:
«Вы всё время говорите, что, уничтожая коммунизм, наносите удар по партноменклатуре. Но номенклатуре как раз на всё это наплевать, она прекрасно устроится и при капитализме. А удар вы наносите по простым «совкам» вроде меня, для которых коммунизм – святая вера, которая даёт нам силы жить, работать и сносить все жизненные тяготы. Во-первых, вы обманываете нас, подменяя во время «перестройки» её первоначально провозглашённые цели. Во-вторых, вы причиняете страдания не партийной элите, а таким, как я, лично ни в чём не виноватым».

А он ответил: «А нас это не волнует. Мы делаем то, что считаем нужным, а вы хоть плачьте, хоть вешайтесь, дело ваше. А будете бунтовать – раздавим».

А в 93-ем Михаилы Порфирьевичи перешли от слов к делу.

Вы знаете, кто в 1973 году пытал и убил «чилийского Высоцкого» Виктора Хару? Полковник Эрнандес. Но это псевдоним. Настоящее его фамилия – Краснов. Племянник того самого. И это как же надо было ненавидеть человека, чтобы уже в мёртвого продолжать стрелять, пока не кончился рожок? А что по поводу этого случая говорил Александр Розенбаум, знаете?

В 2002 году, когда расправлялись с группой коммунистов-революционеров (Одесское дело №144), и в СИЗО до смерти запытали Сергея Бердюгина, его родители обратились в парламентскую комиссию по правам человека. И знаете, что ответил уважаемый, интеллигентный, культурный Сергей Адамович Ковалёв? Он сказал, что не будет их защищать, потому что не разделяет их коммунистические взгляды.

Так вот, коммунисты и антикоммунисты никогда не договорятся друг с другом, и терпимости друг к другу не будет здесь никогда. Поэтому гуманность к врагу никогда не вызовет ответную гуманность, а, наоборот, будет восприниматься как слабое звено, по которому как раз и надо в первую очередь бить.

Говорят, что когда утверждались расстрельные списки по делу Таманцева, один из чекистов попросил Дзержинского вычеркнуть из списков Николая Гумилёва. Дзержинский ответил,что талантливый враг – самый опасный враг, и что для поэта он исключения делать не будет. И я считаю, что Дзержинский здесь был прав: война есть война, и враг есть враг. А классовая война – самая беспощадная.
Чем опасен для нас старый больной Михаил Порфирьевич?
Он не из тех, кто рвёт глотки.
Он не из тех, кто даёт команду: «Фас!»
Но он вдохновляет тех, кто рвёт глотки.

Перед нами враг, которые намного умнее, сильнее и «круче» нас, и при этом абсолютно к нам беспощаден. И полная беспощадность к себе и врагу – единственный шанс для нас выстоять в борьбе с ним.

Допустим, я – командир заставы у «красных». И на мою заставу вышел Михаил Порфирьевич. Что я сделаю?

Отведу его в боковой технический тоннель и расскажу, как лучше дойти до ближайшей заставы «Ганзы». Дам с собой немного патронов и лекарств (из своих запасов, я ведь тоже не отличаюсь особым здоровьем). И пусть меня ставят к стенке за то, что отпустил врага.

Но если он хоть слово при этом скажет из своего репертуара о Ленине, коммунизме и большевиках – пристрелю на месте, а больного ребёнка сдам в приют. И пусть меня ставят к стенке за самоуправство.

В Мире «Метро» коммунисты (или те, кто называет себя коммунистами) есть не только в Москве, но и в Питере, в Харькове, в Киеве, в Минске, в Свердловске, в Уфе. Они показаны совершенными уродами, но всё же показаны. А ведь лет десять назад о коммунизме в СМИ вообще старались не упоминать, даже в бранно-разносном тоне. Вы знаете, о чём это говорит?

О том, что осуществляемый с начала 90-х годов план окончательного уничтожения коммунизма и его полного устранения из исторической памяти путём всеобщего «заговора молчания» провалился.

Похоже, что в борьбе двух главных сил Истории, коммунизма и некоммунизма, ни одна из сторон не сможет одержать окончательную победу. Даже если перебить всех коммунистов до единого и сжечь всю марксистскую литературу, всё равно эти идеи будут приходить людям в голову вновь и вновь. Это значит, что нам ещё долго придётся жить на одной планете. И резать друг друга пачками при каждом новом изменении соотношения сил. А если мы этого не хотим, надо научиться уважать чужие святыни. Именно чужие, потому что свои-то все уважают. Это одинаково относится и к нам, и к вам.

Вы же не крикнете на площади, что пророк Мухаммед был негодяем и авантюристом, а всё, что написано в Коране – бред. И книгу в таком духе не напишете. Почему же в отношении нас такое можно себе позволить? Потому что мы пока слабы и не можем отомстить? Отомстить не можем (если не считать устроенный Андреем Соколовым взрыв памятника царю на Тайнинской), но на «корочку» мотаем. И когда маятник качнётся в другую сторону, предъявим счет за все накопившиеся обиды. Как в 1917-ом. Или как вы в 1991-ом.

И давайте прекратим жить мифами, которые мы сами придумали друг о друге. Мы не злодеи и не кровавые выродки. Мы – ваши коллеги, соседи, родственники.

И неправда, что коммунизм означает отказ от всех общечеловеческих ценностей и норм морали. Наоборот, по моему убеждению, именно отказ от марксизма и коммунизма ведёт к крушению добра и справедливости во всех смыслах этого слова. Я обосновал свою позицию в нескольких статьях, если хотите, пришлю.

Вы знаете, в чём ваша ошибка? Вы приняли за суть коммунизма его болезнь, патологию. Как если бы судили о человеке по раковой опухоли на его теле.

Сталинский террор 1937 года был преступлением, но по своей классовой природе носил не коммунистический, а антикоммунистический характер. А вот Красный Террор 1918 года считаю оправданным. Это была праведная месть бедных и слабых богатым и сильным за тысячелетия страданий, лишений и страха, которым слабые, неловкие и «отягощённые избыточной честностью» люди подвергались и подвергаются в любом классово разделённом обществе. И Великая Октябрьская революция 1917 года была первой в масштабах государства попыткой построить Мир на принципах добра и справедливости. В общем итоге неудачной, но всё равно сыгравшей огромную положительную роль.

Советский Союз все 70 лет, даже при Сталине, был главной силой добра на Земле и надеждой Человечества. И тот, кто ничего не понял, и продолжает считать Великую Октябрьскую социалистическую революцию заговором кучки негодяев, которые просто хотели власти, а 70 советских лет историческим курьёзом, отклонением от «нормального» пути, является, осознаёт он это или нет, одним из солдат тёмной армии зла. Потому что одно только существование государства, хотя бы провозгласившего марксистский коммунизм своей государственной идеологией, делало Мир и добрее, и лучше.

Вот отказ от социализма действительно превратил Мир в одну сплошную «Империю зла». И «Катастрофа» – тоже закономерный результат этого отказа.

К сожалению, необратимого. Почему – вопрос особый, и здесь я его затрагивать не буду.

Если у Человечества есть будущее, то оно связано с коммунизмом и марксизмом. Любой другой путь приведёт к тому, что власть в Мире окончательно захватит группа эгоистичных и социально безответственных олигархов (см. роман Ефремова «Час быка»), которые очень быстро истощат природные ресурсы, необратимо загадят Землю, а потом, в звериной схватке за то, что осталось, люди просто перегрызут друг другу глотки. Это может сопровождаться применением ядерного оружия, может не сопровождаться, но конец в любом случае будет одинаков: к началу 22 века большая часть уцелевшего к тому времени Человечества будет жить в «постапокалиптическом» Мире. А через пару поколений вообще исчезнет (см. роман Невинского «Под одним солнцем»).
То, что я говорю, не демагогия и не агитация, я действительно так думаю.

Будущее «Красной ветки».

Социальные макропроцессы не масштабируются. Поэтому, с точки зрения марксистской теории, невозможна победа коммунизма в отдельно взятой стране, городе, на отдельно взятой ветке метро… Поэтому Красная ветка не является уменьшенной копией Советского Союза, Ганза - Запада, а «4-й рейх» – фашистской Германии.

«Красная ветка» не является «коммунистическим экспериментом». В Советской России первое поколение большевиков-руководителей было бескорыстными подвижниками, искренне верящими в то, что делают и говорят; перерождение шло с первых дней, но постепенно. На «Красной ветке» в Мире Метро у власти с самого начала оказались проходимцы, которые ни в какой коммунизм никогда не верили, а просто использовали в своих интересах популярную среди «паствы» идеологию. Никакого «перерождения» не было: власть с самого начала разыгрывала спектакль, а массы до поры до времени в него верили.
Идеократическая система может быть очень устойчивой и даже эффективной, но только до тех пор, пока в обществе преобладает пассионарное «активное большинство», которое разделяет основные положения официальной идеологии. Как только вера подрывается, кажущееся ещё недавно монолитным общество рушится, как карточный домик. При коммунистической системе причиной падения может стать длительное время сохраняющееся противоречие между официально провозглашёнными высокими идеалами и реальностью, которая остаётся далёкой от этих идеалов.

Коммунистическая идеология устремлена в будущее. Если светлое будущее слишком долго не наступает, под вопрос неизбежно ставится либо сама идеология, либо легитимность руководства. Спасая свою шкуру, переродившееся руководство обычно «сливает» идеологию. Это приводит к расколу общества на «ортодоксов» и «реформаторов», причём «ортодоксы» заведомо в проигрыше, потому что оказываются в положении оправдывающихся. После подавления «ортодоксов» наступает всеобщая апатия, общество превращается в сборище индивидуалистов и становится чрезвычайно уязвимым перед любой внешней пассионарной экспансией.
Как я понял, уже к началу описываемых событий руководство Красной ветки было обеспокоено неуклонным снижением энтузиазма и пассионарности населения. Тонус какое-то время удавалось поддерживать за счёт раздуваемых пропагандой военных успехов (установление контроля над центральным пересадочным узлом и над сетью боковых тоннелей, уничтожение «троцкистских» станций), а также за счёт амбициозных проектов (мост через Яузу на участке «Сокольники – Преображенская площадь», Яузская ГЭС, возобновление регулярного движения поездов по «Красной ветке»).

Казалось бы, чего бояться Москвину? С помощью репрессий и «спецопераций» он стал фактическим монополистом на «коммунистическом поле» (небольшой партизанский отряд, скрывающийся где-то в тоннелях, не в счёт). Никаких проявлений недовольства на «Красной ветке» нет: если бы что-то было, ему бы немедленно доложили.

Вот только активность и инициатива людей падает с каждым днём. Настроения стали ещё хуже после недавней неудачной попытки захвата объекта «Д-6», стоившей «Красной ветке» больших потерь и серьёзно подорвавшей её престиж.

Бои за «Д-6» наглядно показали, как изменились настроения на «Красной ветке» по сравнению с «Первой войной». Если тогда бойцы сами рвались в бой, и их отвагой и самопожертвованием восхищалось всё Метро, то теперь людей приходилось гнать в бой с помощью заградотрядов и периодических децимаций. Если раньше от добровольцев не было отбоя, то теперь всё больше народу старалось «откосить» от службы любыми средствами. Особисты докладывали, что красноармейцы всё чаще говорят между собой: «Пусть Москвин сам воюет, если ему надо».

Ситуация усугубляется тем, что постоянные войны и репрессии подорвали людской потенциал «Красной ветки». Если население «Красного Метро» вначале было около 30 тысяч, то к концу 2034 года оно едва превышает пять тысяч, причём большинство составляют женщины, дети и инвалиды, в том числе больные наследственными заболеваниями, вызванными радиоактивным облучением или попаданием радионуклидов в организм. Боеспособных мужчин наберётся не более тысячи, причём значительная их часть (около сотни) задействована на охране и обслуживании Яузской ГЭС. Оставшихся явно недостаточно для надёжной защиты всех 18 станций, входящих в «Красную ветку», несмотря на развитую у «красных» железнодорожную сеть, позволяющую быстро перебрасывать подкрепления в нужное место. Ни о каком продолжении экспансии в этой ситуации уже не может быть и речи.

Прошли те времена, когда «красные» совершали ежегодные облавы на «Черкизоне», а «черкизонцы» боялись приблизиться к «красным» станциям. Недавние налёты наёмников на станцию «Черкизовская» стали одной из причин ликвидации восстановленного после разгрома отрядом Русаковаконцлагеря на станции «Улица Подбельского». Охраной лагеря были пополнены ряды защитников станции «Черкизовская», потому что утрата «Черкизовской» создала бы угрозу уже для «Преображенской площади», а через неё – для Яузской ГЭС.

Лагерные заключённые, осуждённые по уголовным и «бытовым» статьям, а также «правые» оппозиционеры были амнистированы, «левые» оппозиционеры («троцкисты» и «децисты») - ликвидированы.

Станция «Улица Подбельского», прилегающие к ней недостроенные и технические тоннели были оставлены, и лишь время от времени контролируются патрулями.

В создавшейся ситуации Москвину, чтобы оправдать своё дальнейшее пребывание у власти, пришлось всю политику менять коренным образом. Он созвал внеочередной пленум ЦК КПММ, и на нём торжественно заявил, что цели предыдущего периода достигнуты, и что теперь на повестке дня стоит новая задача – повышение жизненного уровня населения. В подтверждение привёл, как обычно, вырванные из контекста цитаты из Ленина, на этот раз – из статей периода НЭПа.

И действительно, уровень жизни на «Красной ветке» в дальнейшем стал повышаться. За электроэнергию покупали продукты с «Сокола», одежду с «Динамо», чай с «ВДНХ», на «Кузне» налаживали и своё собственное производство ширпотреба… Массовая гибель людей в предшествующий период имела одну «положительную» сторону: освобождалась жилплощадь, и жители «Красной ветки» уже не жили в прежней тесноте.

Переориентация идеологии на доктрину «гуляш-коммунизма» не могла не отразиться на настроениях населения. Люди с завистью поглядывали в сторону Ганзы и Полиса, где уровень жизни всё равно оставался выше, но массового диссидентства и бегства «за границу» не было, во-первых, потому что Ганза не пускала к себе «всякую рвань», во-вторых, потому что уровень жизни на «Красной ветке», с учётом социальных гарантий, был всё-таки выше, чем на многих «свободных» станциях.

Не следует думать, что Москвин и его окружение внезапно прозрели, раскаялись и стали гуманистами. Просто они поняли, что, если будут продолжать прежнюю политику, «Красную ветку» скоро некому станет защищать.

Демонстративной смены лозунгов и символики, как это было в СССР на рубеже 80-х – 90-х годов, не будет: такое возможно только после того, как уйдёт первое поколение революционеров. Потому что те, кто отдавал свои жизни за идеи «интерстанционализма», не простили бы Москвину предательства, и в этом случае никакое ГБ не смогло бы предотвратить раскол «Красной ветки» и гражданскую войну.

«Приватизации» тоже не будет: мелкая торговля на «Красной ветке» и до того не возбранялась (вернее, на неё смотрели сквозь пальцы), а общественная собственность и централизованное управление промышленным и сельскохозяйственным производством в экстремальной ситуации вообще оптимально.

Прежние лозунги будут сохраняться ещё долго, но основными доминантами у лидеров «Красной ветки» в скором времени станет, во-первых, выживание, во-вторых, сохранение власти.

Есть известная закономерность: даже самые радикальные организации, если не добиваются своих целей или не гибнут, через какое-то время неизбежно начинают дрейфовать в сторону всё большей умеренности, и, в конце концов, начинают вести себя и восприниматься как часть «нормального» общества. Примеров тому в Истории немало.

Любой марксист знает, что коммунизм как общественный строй возможен только в больших сообществах и с высоким уровнем развития производительных сил. Поэтому в Мире «Метро», где остатки человечества находятся на грани выживания,о коммунизме как общественном строе не может быть и речи. По этой причине я не пытаюсь «подгонять» Мир «Метро» под «Туманность Андромеды» или «Полдень 22-го века».

Но как этическая и мировоззренческая система коммунизм останется в сердцах людей даже в таких условиях, потому что для многих людей вера в коммунизм тождественна надежде на добро и справедливость, а без такой веры люди жить не могут. Возможно, коммунизм в Мире «Метро» трансформируется в своеобразную массовую религию (вроде «Эрнестизма»), которой будут привержены отшельники-одиночки, и которая может быть также господствующей идеологией на станциях и в убежищах с общинными порядками. Как и на всякой высокой вере, пользующейся массовой поддержкой, на ней неизбежно будут спекулировать негодяи и проходимцы, и, с этой точки зрения, Москвин – не случайность (в ленинградском метро на «красных» станциях правят уроды ещё круче) но, не смотря ни на какие дискредитации, у Красной Веры до самого конца будут оставаться убеждённые и искренние сторонники.

Откуда горючее?

Откуда в постапокалиптическом московском метро электроэнергия – мы выяснили. А откуда горючее? На чём работают генераторы на станциях, ходят дрезины в тоннелях?

«Бензин с уцелевших АЗС» – отпадает. Остатки горючего были слиты с автозаправок и из баков уцелевших автомобилей ещё в первые месяцы после Катастрофы. НПЗ в Капотне тоже «не катит». Капотня оказалась вблизи одного из эпицентров (см. повесть «Стоящий у двери»), и, скорее всего, там выгорело всё. А вот горючее на ТЭЦ в черте Москвы было уничтожено не везде. Некоторые хранилища уцелели благодаря складкам местности, кроме того, на некоторых железнодорожных станциях в Москве и ближайшем Подмосковье могли уцелеть цистерны и даже целые составы, опять же, если удар приняли на себя близлежащие здания и складки местности.

То, что нефтепродукты портятся при хранении. Окисляются, полимеризуются, осмоляются, съедаются микроорганизмами, меняется их состав за счёт испарения легкокипящих фракций. Ну, да. Но на Менделеевской, контролируемой Ганзой, сотрудники МХТИ наладили процесс регенерации и очистки. Четырёхметровые ректификационные колонны для этой цели были специально изготовлены на Бауманке по заказу Ганзы. Вы думаете, с чего Ганза разбогатела? За счёт одной только торговли?

«Изумрудный город».

Одной из самых популярных легенд в постъядерной Москве является «Изумрудный город». Якобы, на территории МГУ на Ленинских (извиняюсь, на Воробьёвых) горах уцелевшие научные работники, студенты и преподаватели университета создали закрытый для посторонних островок благополучия, основанный на науке и передовых технологиях.

Не смотря на то, что до сих пор не найдено ни одного свидетеля, который побывал в «Изумрудном городе» и вернулся оттуда, я считаю, что немалая доля истины в этой легенде есть.

Итак, сначала аргументы «против».

Первое, и главное. Я не могу себе представить, чтобы в километре от эпицентра ядерного взрыва мощностью 150 килотонн могло остаться что-то живое, а, тем более, остаться почти неповреждённым здание, пусть даже очень основательно построенное. Во всяком случае, панельные многоэтажки Юго-Запада Москвы не сложились даже, их просто сдуло…

Второе. Нет ни одного достоверного свидетельства, что «Изумрудный Город» существует в действительности. Мне не известен ни один сталкер, который достоверно побывал в «Изумрудном Городе» и вернулся оттуда. Всё – на уровне слухов.

Третье. Согласно легенде, «Изумрудный Город» создал в Метро своеобразную сеть агентов-информаторов, известных как «наблюдатели». Но никто никогда не видел ни одного из этих «наблюдателей», всё это, опять же, на уровне слухов и вечерних сказок у сталкерского костра.

Четвёртое. Если «Изумрудный Город» так благополучен, как о нём говорят, его сталкеров и караванщиков, а, тем более, и транспортные средства, должны были видеть не только по всей Москве, но и за её пределами.

Теперь - аргументы «За».

Первый: Главный корпус МГУ стоит, причём без заметных повреждений. Его из разных мест Москвы могут видеть и сталкеры, и караванщики. В ясные дни здание отбрасывает тень, причём тень правильную и в нужную сторону, так что никакой это не морок и не аномалия.

Второй. Герма, перекрывающая тоннель между станциями «Спортивная» («Коммунистическая») и «Воробьёвы Горы», закрыта и заблокирована с той стороны. Москвину пока хватает ума не пытаться эту герму вскрыть.

Третий. Метромост через Москву-реку между станциями «Спортивная» и Университет», по свидетельству очевидцев, в момент удара не рухнул, хотя и был основательно повреждён, но через 3 года после Катастрофы был подорван неизвестными лицами.

Четвёртый. Сотрудники академических и отраслевых научно-исследовательских институтов, расположенных на Ленинском проспекте, на Калужской и в Беляево, и спасшиеся в момент Катастрофы в институтских убежищах, через 3 года после Катастрофы загадочным образом исчезли. В Метро их никто не видел. Сталкерами были обнаружены исправные убежища с выключенными, но работоспособными системами жизнеобеспечения и со следами недавнего проживания. Во всех случаях в покинутых убежищах оказались изъяты индивидуальные средства защиты, а также научная литература из уцелевших институтских библиотек и лабораторий.

Пятое. В том, что сталкерам не удаётся добраться до «Изумрудного Города», нет ничего удивительного. С севера территория МГУ отсечена от города Москвой-рекой, к югу и к западу расположены эпицентры взрывов, где уровень радиации зашкаливает до сих пор, а к востоку (за проспектом Вернадского) сплошной цепью тянутся необъяснимые, но чрезвычайно опасные для человека аномалии.

Что из себя представляет «Изумрудный Город», гадать не буду, но некоторые соображения выскажу.

Во-первых, в МГУ очень серьёзный комплекс убежищ, и, скорее всего, именно там живут уцелевшие преподаватели, студенты и сотрудники. Станция метро «Университет», скорее всего, играет вспомогательную роль. Станции «Юго-Западная» и «Проспект Вернадского», скорее всего, разрушены и не подлежат восстановлению.

Во-вторых, хочу предостеречь от возможной идеализации «Изумрудного Города». Есть такое явление – «интеллигентское высокомерие» (явление, обратное «синдрому Лоханкина»). Это когда действительно высокообразованные и высокоинтеллектуальные люди презирают «быдло», считая простых непородистых людей чем-то вроде «недочеловеков», с чьим мнением и интересами, а порой и жизнью, можно вообще не считаться. Конечно, не все учёные таковы, но «интеллигентское высокомерие» я наблюдал достаточно часто даже в советское время, а, тем более, после «перестройки», когда идея равенства была выброшена даже из идеологии. Причём, по моим наблюдениям, среди сотрудников университета «индюков» больше, чем, скажем, среди сотрудников отраслевых и академических НИИ. И высокий научный интеллект и знание не всегда сочетаются с человеческой порядочностью, хотя я и не утверждаю, что там все сплошь моральные уроды вроде Корбута.

ак что, скорее всего, «Изумрудный Город» не является «землёй обетованной». Социальные отношения там отличаются резкой градацией и напоминают своеобразный «интеллектуальный расизм», когда, в зависимости от твоего IQ , решения экзаменационной комиссии и протекции начальства (не без этого) ты можешь стать либо уважаемым учёным, либо пожизненным рабом, а то и оказаться в клетке для подопытных.

Поэтому не удивительно, что «Изумрудный Город» пресекает любые попытки «внешнего Мира» установить с ним контакт: незачем «всякому быдлу» совать нос в наши дела. Если даже кому-то и удастся до «Изумрудного Города» дойти, домой их не отпустят при любом раскладе.

Но вполне возможно, что «Изумрудный Город» поддерживает контакты с курчатовцами, или даже через спутник связывается с другими уцелевшими научными центрами, в том числе и в других странах Мира. Не исключаю, что может быть как-то связан и с «Чёрным Конвентом», это уже вообще тогда будет из области ночных кошмаров…

Ставка Верховного Главнокомандования.

В романе Андрея Гребенщикова «Ниже ада» упоминается Ставка Верховного Главнокомандования, которая расположена где-то на юге Сибири и безуспешно пытается установить контроль над тем, что осталось от России после Катастрофы. С другой стороны, действующими лицами «метрошных» сюжетов часто становятся шаманы из Горного Алтая, что наводит на мысль о том, что в этом регионе сохранились территории, затронутые Катастрофой намного меньше, чем вся остальная Россия.

Как такое могло произойти? Кто мог после бегства Тандема взять на себя функцию Верховного Главнокомандующего? Изложу свою версию.

Я – коммунист, и ненавижу всех, кто находится у власти и у богатства, тем более, членов правительства. Но к новому министру обороны Сергею Кежугетовичу Шойгу у меня отношение не столь однозначное.

Да, антикоммунист, да, поддержал Ельцина, да, активно участвовал в подавлении народного восстания в октябре 1993 года. Да, первый кандидат в «русские Пиночеты». Но, в то же время, это единственный человек в правительстве, который хоть что-то делает. И благодаря ему армия, полностью разрушенная в ходе «перестройки», «реформ» и «сердюковщины», восстановила хотя бы ограниченную боеспособность. Принимаю обвинения в наивности, но хочется верить, что в Мире «Метро» этот человек проявил свои лучшие качества.

Как известно, в июне 2013 года новый министр обороны отправился с инспекционной поездкой по восточным военным округам. Что ему мешало при этом заехать на юг Сибири и проинспектировать резервный командный пункт РВСН, а заодно, расположенные поблизости два полка противоракетной обороны? А, поскольку внезапные проверки с боевыми стрельбами – своего рода «визитная карточка» нового министра, получилось так, что оба полка встретили Катастрофу во всеоружии.

О старте ракет министру сообщили почти сразу. Попытался связаться с президентом и премьером, но тех и след простыл. А с Обамой связаться удалось, после чего стало ясно, что это не война, а гигантский теракт планетарного масштаба.
Как развивались события дальше, я, ни дня не служивший в армии, могу только предполагать.

Сначала были отчаянные попытки активировать системы самоуничтожения стартовавших ракет и заблокировать новые старты (последнее частично удалось).

Потом – боевая и воздушная тревога по всей стране, и 20 минут у населения региона (подлётное время больше), целых ДВАДЦАТЬ минут, а не шесть, как в Москве, чтобы собрать документы, вещи и НЗ и добраться до ближайшего убежища. Это было одно из немногих мест в России, где люди не умирали сотнями у закрытых гермоворот, посылая проклятья тем, кто по ту сторону.

Потом – расчёты С-400, работающие как часы, и белые трассы уходящих в небо зенитных ракет. И короткие доклады: «Цель уничтожена»… «Цель уничтожена»…

А потом – команда, разделившая жизнь на «До» и «После»: «ЗАКРЫТЬ ЗАЩИТНЫЕ СООРУЖЕНИЯ».

А потом – глухая, тяжкая дрожь земли, и тяжёлый, низкий, на пределе слышимости гул отдалённых взрывов.

Потом выясняется, что до ближайшего эпицентра не менее двухсот километров, и есть ещё сутки, целые сутки, прежде чем радиоактивные облака перевалят через Саянский хребет.

И эти сутки были использованы не на 100, а на 200 процентов.

Сразу после Катастрофы Шойгу реквизировал весь грузовой транспорт в округе, и весь остаток ночи, весь день и всю следующую ночь в ворота подземного комплекса непрерывным потоком шли машины с продовольствием, горючим, инструментами, запчастями и расходными материалами для систем водо- и воздухоочистки, одеждой, оружием и боеприпасами, лекарствами, семенами, стальным листом, древесиной… книгами. Труднее назвать, что не везли.

Специальные группы организовали эвакуацию населения: не все ещё поняли, что произошло. Некоторые жители Горно-Алтайска и близлежащих посёлков предпочли остаться дома, им помогали герметизировать окна и двери, устанавливали фильтро-вентиляционные установки. Через два месяца все они придут к убежищу и будут просить Шойгу впустить их, жалуясь на странное «давление», которое они испытывают на поверхности. Шойгу пустит всех. Он понимал, что Катастрофу на Земле переживут лишь немногие, и жизнь каждого человека скоро станет на вес золота.

Провели связь между главным комплексом и другими убежищами. Реанимировали несколько убежищ, ранее превращённых в склады и ночные клубы.

Население спешно собирало скудный июньский урожай со своих участков и тащило запасы кто в Комплекс, кто в местные убежища, а кто и в собственные погреба. Кто-то даже успел сходить на охоту.

Удалось связаться с Абаканом, Барнаулом, Бийском. Выяснилось, что эти города уцелели, но фон там быстро растёт, и в сторону Комплекса потянулись колонны машин с теми, кому не хватило места в местных бомбоубежищах. Но выяснилось, что часть дорог перекрыта селевыми потоками, открытым осталось только северное направление.

Всё это время министр пытался связаться с Москвой. «Тандем» как сквозь землю провалился (возможно, в прямом смысле), генштаб не отвечал (да и кому там было отвечать, если от «российского Пентагона» осталась только воронка диаметром в полкилометра). А вот с Министерством Обороны удалось связаться. На связь вышел замминистра и какой-то генерал с Лубянки по фамилии Стеценко. Выяснилось, что сотрудники министерства перебрались в метро и расположились в узле станций «Арбатская»-«Боровицкая»-«Библиотека им. Ленина»-«Алесандровский Сад», и что это место получило теперь странное название «Полис». Через какое-то время состоялся ещё один сеанс связи, но затем связь прервалась и в дальнейшем Полис на связь не выходил. Что там случилось, оставалось только гадать.

Уже через час после Катастрофы удалось связаться с МКС. Выяснилось, что от ядерного удара сильнее всего пострадали Россия и страны бывшего Союза. Не мудрено: четверть века разрушали армию и приватизировали предприятия ВПК. Сильно пострадали также Китай, Великобритания, Франция, Иран, Индия и Пакистан (у них тоже ракетно-ядерное оружие вышло из-под контроля), обе Кореи. США и Канада пострадали меньше. Но в целом масштабы катастрофы оценить сложно: почти вся планета закрыта слоем дыма и облаков.

Позднее выяснилось, что за ядерными разрушениями последовали труднообъяснимые тектонические сдвиги. Сильные землетрясения сопровождались гигантскими цунами. Под водой скрылись Владивосток, часть Приморья и Камчатки, Курилы (вот и решился спор с Японией). Сама Япония ушла под воду чуть ли не наполовину. Под водой скрылись также Тайвань, Сингапур, Гонконг, часть Британии, часть Индокитая, Калифорния и всё западное побережье США, часть Индонезии. Крым стал островом: под воду ушёл перешеек.

Латинская Америка, Африка, Австралия, Антарктида, казалось, не пострадали совсем. Эфир был заполнен криками отчаяния, сигналами СОС, переговорами военных, испуганными заявлениями политиков… Правительства уцелевших стран робко предлагали помощь, но лезть в радиоактивный ад никому не хотелось.

Израиль на первых порах не пострадал: все выпущенные по Израилю ракеты были сбиты ПВО. Но уже к концу первого дня радиационный фон начал быстро расти, и населению пришлось перебраться в убежища.

К концу дня выступил Обама. Утверждал, что ситуация под контролем. Метал громы и молнии в адрес неизвестных террористов, призывал граждан к стойкости и спокойствию, призывал Бога помочь тем, кто оказался в очагах поражения, и тем, кто участвует в спасательных работах. Заявил, в частности, о неудачных попытках связаться с российским руководством.

К утру следующего дня в Горно-Алтайске показания дозиметра превысили 300 миллирентрен в час, и министр приказал прекратить работу и вернуться в убежища. «Фора» закончилась. Начался постапокалипсис.

Кое-кто (я в том числе) считает Мир, в котором мы оказались после августа 1991 года, «империей зла». Но по сравнению с тем Миром, который начался после июня 2013-го, это, как сказал великий бард, «были ещё цветочки».

Первые потери Комплекс понёс уже на третий день. Экипаж вертолёта-разведчика увидел группу, как казалось, терпящих бедствие людей, приземлился, чтобы помочь, и был расстрелян в упор. После этого Шойгу вспомнил своё афганское прошлое, и с этого дня ни один вертолёт не летал без прикрытия.

К концу второго дня начала падать температура, а на четвёртый день пошёл снег.

Утренние заморозки и снег в июне – явление не редкое для этих мест, но этот снег был серый, плотный, шёл весь день и всю ночь, заносил дороги и перевалы, таять не собирался, и сопровождался стремительным ростом показаний наружных дозиметров. Все спасательные работы пришлось прекратить.

К концу недели всё вокруг покрыла серая мгла, и днём было не светлее, чем в пасмурные сумерки. «Ядрёна зима» вступила в свои права.

Всё это время не прекращались попытки связаться по радио с уцелевшими в пределах России.

Откликнулись Питер, Екатеринбург, Самара, где основная часть выживших, как и в Москве, спасалась в метро, откликнулась база на острове Мощный на Балтике, некоторые другие воинские части, экипажи кораблей и подводных лодок.

Но ни «Тандем», ни министров, ни вице-премьеров найти не удавалось. И к концу недели Шойгу на правах единственного оставшегося в живых министра провозгласил себя Верховным Главнокомандующим.

Сообщение об этом было передано в эфир на нескольких частотах, но особого энтузиазма не вызвало. Шойгу поддержало только несколько воинских частей и отрядов МЧС. Одна из воинских частей вообще заявила, что отныне не намерена никому подчиняться, и провозглашает себя «Вольным Береговым Братством». Постъядерный Мир стремительно погружался в болото хаоса, в котором диктовать условия станут «частные армии»: банды, но с танками.

Прежде всего следовало взять под контроль столицу. И Шойгу посылает в Москву один из двух имеющихся в его распоряжении транспортных самолётов с ротой десантников на борту. Перед отрядом была поставлена задача проникнуть в московское метро, взять под контроль Полис и установить связь с сотрудниками Министерства Обороны и ФСБ. Но при посадке во Внуково при плохой видимости в метель на обледенелую и занесённую снегом полосу самолёт разбился (или был сбит по приказу Бессолова?), экипаж и десантники погибли. После этого новый Верховный отказался от дальнейших попыток установить контроль над центром страны, и сосредоточил своё внимание на ближайших регионах.

Два года бушевала «ядерная зима». Всё это время высокий фон за «гермой» не позволял даже думать о новых «операциях по наведению конституционного порядка». Только через два года, когда снег сошёл и дороги открылись, в направлении Кемерово – Новосибирск была отправлена первая колонна.

Уже на первых километрах стало ясно, что Мир стал другим, слишком похожим на печально знаменитую Чернобыльскую Аномальную Зону, какой она стала после Второй Катастрофы 2006 года.

Это стало ясно, когда удалось подстрелить и рассмотреть поближе несколько никогда не виданных летающих тварей. Это были ещё не вичухи, но уже и не птицы.

Это стало ясно, когда идущий в голове колонны УАЗик на ровной дороге внезапно повело в сторону, швырнуло в кювет и расплющило, как будто на него наступил каблук невидимого великана.

Это стало ясно, когда с давно обесточенных проводов ЛЭП сорвался ослепительно яркий фиолетовый шар, и с жутким треском врезался в борт головного БТРа.

Повезло, что в отряде было несколько бойцов, ранее служивших в составе Международных сил на Периметре, и имеющих представление о том, как вести себя среди аномалий. Благодаря этому колонне удалось избежать больших потерь.

Город Кемерово, как и Новосибирск, был уничтожен, но в области были уцелевшие, и колонна занялась привычным делом: ремонт и восстановление убежищ, помощь населению, эвакуация тех, кого не удаётся устроить на месте, охота за мародёрами и вообще за теми, кто не желает признавать «федеральное правительство», ну и вообще всем, чем должны заниматься претендующие на государственную власть.

Затем разведгруппа на четырёх БТРах направилась дальше к Новосибирску, но в 40 километрах от города вынуждена была остановиться и отступить из-за высокого уровня радиоактивного заражения местности.

Через некоторое время Верховный отправил в сторону Екатеринбурга вторую колонну под командованием опытного генерала Вольфа. О судьбе этой колонны можно догадаться по роману Андрея Гребенщикова «Ниже ада». Колонна достигла Екатеринбурга и закрепилась в городе, но в дальнейшем генерал Вольф отказался подчиняться Ставке и повёл свою игру. Для Шойгу это означало потерю колонны вместе со всеми людьми и техникой. Предпринятые в дальнейшем Ставкой попытки восстановить контроль над группой Вольфа к успеху не привели.

Обескураживающие потери заставили Шойгу отказаться от дальнейшей «экспансии» и сосредоточить всё внимание на подконтрольной территории.

К началу 2034 года «Ставка» контролировала территорию площадью более ста тысяч квадратных километров с населением более 70 тысяч человек, и было первым по территории и вторым по численности населения квазигосударственным образованием на территории постъядерной России. Под полным или частичным контролем Ставки – города Бийск, Барнаул, Абакан. Неофициальной «столицей» Ставки считается Горно-Алтайск.

На территории практически решена энергетическая проблема – за счёт ветрогенераторов, нескольких мини-ГЭС, а также котельных, отапливаемых углём. В городах и посёлках восстанавливается инфраструктура.